СОДЕРЖАНИЕ:
1. предшественники «Передвижников»
2. первая выставка «Передвижников» 1871 года
3. как возникло Товарищество передвижных художественных выставок
4. Крамской его картины
5. картины художников «Передвижников»
6. творчество Репина
7. описание картин с выставок
8. пейзажи «Передвижников»
9. что нового «Передвижники» внесли в русское искусство
ПРОЧИТАВ ЭТУ СТАТЬЮ ВЫ УЗНАЕТЕ МНОГО О КРАМСКОМ И О САМЫХ ИЗВЕСТНЫХ ЕГО КАРТИНАХ
Христос в пустыне, просидевший недвижно среди холодных камней всю ночь до зари, оцепеневший от долгих дум, с запекшимися от молчания губами, судорожно сжатыми руками, терзаемый сомнениями и соблазнами, — это для Крамского собирательный образ, это человек, выбирающий дорогу жизни. «Я вижу ясно, — рассказывал Крамской в письме к Гаршину, — что есть один момент в жизни каждого человека, когда на него находит раздумье — пойти ли направо или налево, взять ли за господа бога рубль, или не уступить ии шагу злу. .. Итак, это не Христос... Это есть выражение моих личных мыслей. Какой момент? Переходный».
Картина Крамского вызвала большое раздражение у противников Товарищества. Автора бранили за «еврейский тип» Христа, за недостаточную «возвышенность и идеальность». Рекорд побил бездарный живописец и критик Ледаков, один из самых оголтелых врагов передвижничества. Он увидел в Христе Крамского просто оборванца, восседающего на камешке и тоскующего «о том, что рано или поздно, а за контрабанду доведется попасть в руки правосудия». За воинствующей пошлостью этой «оценки» скрывалась бешеная злоба против оригинальной реалистической трактовки традиционной темы.
После завершения «Христа в пустыне» Крамской еще раз обратился к евангельскому мотиву в картине «Хохот». Он выбрал тот момент из легенды о казни Христа, когда над ним грубо потешаются римские солдаты и вся аристократия, собравшиеся посмотреть на сумасшедшего пророка, проповедующего добро и справедливость. Объясняя, из каких впечатлении сложился этот замысел, Крамской в 1873 году писал: «Пока мы не всерьез болтаем о добре, о честности, мы со всеми в ладу. Попробуйте серьезно проводить христианские идеи в жизни, — посмотрите, какой подымется хохот кругом. Этот хохот всюду меня преследует». Не связанный непосредственно с политической борьбой, Крамской свои стремления к равенству и справедливости выражал в привычных с детства христианских формулах.
Картина «Хохот» осталась неоконченной — очень много сил отнимали у художника портреты (а ведь без них не на что было жить с большой семьей). Кроме того, Крамской был настолько трезвым мыслителем, убежденным реалистом, что, становясь старше, он, очевидно, все меньше мог удовлетворяться условной фигурой Христа. Не случайно в этой неоконченной картине интересно разработана глумящаяся, пошлая толпа и совсем невыразителен сам Христос.
Вспоминая «Христа в пустыне» и «Хохот» Крамского, можно заметить много общего между ним, Н. Ге и Ал. Ивановым. Религия для них важна была не сама по себе. Евангелие, христианские мифы являлись источником, откуда они черпали сюжеты картин, посвященных общественным, философским вопросам. Но Крамской и Ге жили позднее Иванова, в другое время, их творческая мысль не удовлетворялась одними хотя бы и условно религиозными картинами. Они обращались к другим жанрам: историческому, портретному, бытовому.
Среди немногочисленных бытовых картин Крамского несколько вариантов «Неутешного горя» (1883—1884), написанного под впечатлением смерти сына. Тема убедительно раскрыта глубокой характеристикой сдержанного трагического образа матери. Интересен «Осмотр старого дома» (1875), который известный историк искусства И. Грабарь справедливо связывал по настроению с «Вишневым садом» Чехова. За тридцать лет до появления этой пьесы Крамской очень проницательно заметил разрушение старых дворянских гнезд, где вместо прежних разорившихся господ появляются нозые хозяева из купцов, из вчерашних мужиков. Он показал нам гостиную в старом помещичьем доме, портреты предков на стенах, запустение, мебель в чехлах. На пороге стоит старый владелец (или покупатель?), которому старик слуга, ковыряясь в замке, очевидно заржавленном, открывает дверь в соседнюю комнату.
В отличие от многих его соратников, Крамского не тянуло к рассказу в живописи, он увлекался философскими и психологическими задачами. Сюжеты его картин не были прямо связаны с народной жизнью. Но от этого творчество его не становилось менее демократичным. Это с особой ясностью сказалось в целой серии его портретов крестьян, написанных на протяжении 1870-х — первой половины 1880-х годов. Именно портреты и были самым ценным в его творческом наследии, хотя он часто жаловался, что они мешают ему писать картины. В портретах проявился дар Крамского — психолога, умного и проницательного, безошибочно угадывающего суть характера.
Никакая книга, ни описание, ни что другое не может так цельно рассказать о человеческой физиономии, как ее изображение, говорил он, считая при этом, что надобно лицо написать так, что «смотрите — оно как будто не то улыбается, не то нет, то вдруг как будто губы дрогнули ¦— словом, черт знает что, дышит!» Однако и этого ему было мало, художник стремился не только к живости, но к постижению души, выражения, страстей, характера, следов прожитой жизни. Вот почему его «Полесовщик», «Крестьянин с уздечкой», «Мина Моисеев», «Созерцатель» и другие безымянные изображения, которые просто называются «Портрет крестьянина», не менее значительны, чем сюжет-пая картина из крестьянской жизни.
Крамской увидел в народе большое разнообразие характеров, оттенков настроений и, главное, совершенно покончил с умиленно-сентиментальным или жалостливым толкованием народных типов. Даже в «Страннике» Перова черты мужикаторемыки подчеркнуты больше всего. Иное у Крамского. Его крестьяне — люди сильные, не примиренные со своей долей. Среди них есть и такие, которые «многое из социального и политического строя. . . понимают своим умом, у которых крепко засело неудовольствие, граничащее с ненавистью. Из таких людей набирают свои шайки — Стенька Разин, Пугачевы, а в обыкновенное время они действуют в одиночку. . . но никогда не мирятся». Это сказано самим автором по поводу «Крестьянина в простреленной шапке» («Полесовщик»). Илл- 18
Известно, что Толстой, вначале наотрез отказавшийся позировать, согласился с условием, что Крамской напишет два портрета — один для коллекции Третьякова, от имени которого Крамской явился в Ясную Поляну, другой для семьи писателя. В случае неудачи оба портрета должны были быть уничтожены. Крамской с большим подъемом писал Толстого, который, по его выражению в письме к Репину, «на гения смахивает. . .» В семье писателя очень понравились не только портреты, но и сам художник. Его работы были так удачны, что даже Репин не принимался писать Толстого, пока Крамской был жив.
Кроме Шишкина и Толстого, Крамской запечатлел еще очень многих своих современников, деятелей русской культуры 70—80-х годов XIX века. Это целая галерея портретов, где мы найдем скульптора М. Антокольского, художников — Ф. Васильева, В. Перова, В. Васнецова, Н. Неврева, А. Литовченко, ученых — Д. Менделеева, В. Струве, В. Соловьева, писателей—Т. Шевченко, И. Гончарова, М. Салтыкова-Щедрина, Н. Некрасова, известного деятеля Общества поощрения художеств Д. Григоровича, певицы Е. Лавровской и многих, многих других. Крамской неоднократно писал своих близких. Особенно привлекательно, поэтично изображены жена художника (в рисунке 1860-х годов) и его дочь (в портрете 1884 года).
В огромном портретном наследии Крамского найдется немало лиц, которых художник писал без особой заинтересованности и симпатии, выполняя заказ. Однако во всех случаях он оказывался безупречно честным, никогда не позволяя себе малейшей дозы лести, фальши, лакировки. Очень интересный случай произошел с Крамским, когда он написал портрет известного журналиста Суворина. М. Е. Салтыков-Щедрин заклеймил газету «Новое время», издаваемую Сувориным, кличкой «Чего изволите», а В. И. Ленин характеризовал издателя как. одного из самых изворотливых, продажных деятелей царской печати, который начал с либерализма, а кончил благословением погромов.
Хитрый, умный и широко образованный, Суворин умел внушить к себе уважение, и Крамской писал его с доброжелательством. Но, хотел того художник или нет, портрет получился таким правдивым, так раскрылся в нем истинный характер модели, что Стасов, увидев его на выставке, заговорил о том, что Крамской своим портретом прибил Суворина гвоздем к стенке. И если раньше заказчик и его семья сами ничего не замечали, то после шума, вызванного репликой Стасова, Суворин обратился к художнику с претензией и обидой. Ответ Крамского был очень характерен: «Никакой, даже отдаленной тени задней мысли у меня не было, когда я работал, и ничего дурного о Вас, как о человеке, у меня не шевелилось никогда... Если же там в портрете есть что-нибудь, то это просто недостаток мой как живописца...» Этим «недостатком» была присущая художнику-реалисту способность проникать в сущность видимого. Крамскому удалось добиться большой выразительности не только в лице Суворина с высоким лысым лбом и хитрым взглядом поверх очков, но и в силуэте слегка изогнувшейся фигуры, в мягком осторожном движении маленькой холеной руки. Перед зрителем, как живой, возникал вкрадчивый человек с лисьей повадкой.
Чем зрелее и старше становился художник, тем все требовательнее был он к себе. Ему хотелось, чтобы русская живопись была не только правдивой и содержательной, этого она постепенно достигала, но чтобы язык ее, средства выразительности были достойны ее идейного наполнения.
Без идеи нет искусства, любил говорить он, но и без живописи живой и разительной тоже нет картины, а есть только благие намерения. Крамской был едва ли не самым страстным проповедником искусства общественного, горячо защищающего права человека, осуждающего насилие, несправедливость, ложь. Он глубоко любил Россию и твердо верил в то, что искусство разных народов непременно отличается национальными чертами, а искусство, в котором сильно выражено общечеловеческое начало, может быть создано прежде всего той нацией, которая окажется передовой среди народов мира, но и тогда оно сохранит свой национальный характер.
Если России суждено быть впереди, то и искусство ее займет соответствующее место, — утверждал он и оказался пророком. В последней трети XIX века русская литература, музыка, а вслед за ними жанровая, историческая и портретная живопись занимают передовое место в мировой культуре, и это неразрывно связано с тем, что центр революционного движения перемещается с запада на восток. Но, отстаивая искусство публицистическое, гражданское, Крамской никогда не забывал о нераздельности формы и содержания, «что» и «как». Он стремился к тому, чтобы «двинуться к свету, краскам и воздуху», но «не растерять при этом драгоценнейшего качества художника — сердца».
Многие работы Крамского, выразительные по характеристике и построению, несколько однообразны по колориту и манере письма, резковаты по контуру, в них недостаточно воздуха. Художник сам отлично понимал свою ограниченность в умении использовать красочные возможности живописи и стремился изо всех сил к преодолению этого недостатка. В его поздних портретах заметно повышенное внимание к передаче воздуха, к тонкости цветовых сочетаний. Такова его небольшая, мягкая, изящная по живописи и поэтичная по настроению картина «И. Н. Крамской, пишущий портрет своей дочери». Нарядно, красочно выглядит его знаменитая «Незнакомка». Но замечательно что в этом красиво написанном портрете молодой прекрасной женщины Крамской, любуясь ее нежной кожей и синими глазами, всем-ее обликом, в котором столько изящества и вкуса, не скрыл холодной замкнутости и высокомерия, которые определяли внутренний мир его модели. Так, красота не существовала для него сама по себе, без души, и человек всегда являлся в единстве своего внешнего и внутреннего облика, сути и оболочки.
Еще в середине 70-х годов Крамского начинала тревожить самоуспокоенность многих его товарищей, удовлетворение достигнутым. В последние годы его жизни эта тревога усилилась. Ему хотелось, чтобы другие передвижники, как и он сам, напряженно искали новых творческих решений, совершенствовали свои технические возможности, не слишком бы увлекались узкобытовыми сюжетами, маленькими происшествиями.
Крамской был огорчен тем, что бессменные члены правления Товарищества—Мясоедов, М. К. Клодт и другие искусственно задерживают приток новых свежих сил в организацию, приток талантливой, ищущей, смелой молодежи. С другой стороны, его беспокоило то, что в ряды передвижников стали проникать некоторые безыдейные и отсталые по своему художественному уровню деятели. Он понимал, что спасение в том, чтобы сохранить глубокую содержательность, с которой пришло его поколение в русское искусство. Но этого одного было мало. Жизнь и живопись неудержимо развивались. Художник не смел отставать, отступать, почивать на лаврах. Он должен был находиться в неустанных трудах и заботах.
К чести Крамского надо сказать, что он, не щадя себя, идя на конфликт с товарищами, не стеснялся высказывать им эти горькие истины, за что многие недальновидные соратники упрекали его в ренегатстве. При этом Крамской до конца дней своих был убежден в том, что, как бы ни сложилась дальнейшая судьба Товарищества, передовое русское искусство — народное, национальное и глубоко талантливое — будет жить и неудержимо развиваться. В этой уверенности поддерживал его пример лучших: творчество пейзажистов Шишкина, Васильева, Куинджи, многогранный талант Репина, неповторимо своеобразные Васнецов и Суриков.
Если Вам понравилась статья "Крамской. Самые известные картины с названиями и описанием" - поделитесь в соцсетях
1. предшественники «Передвижников»
2. первая выставка «Передвижников» 1871 года
3. как возникло Товарищество передвижных художественных выставок
4. Крамской его картины
5. картины художников «Передвижников»
6. творчество Репина
7. описание картин с выставок
8. пейзажи «Передвижников»
9. что нового «Передвижники» внесли в русское искусство
ПРОЧИТАВ ЭТУ СТАТЬЮ ВЫ УЗНАЕТЕ МНОГО О КРАМСКОМ И О САМЫХ ИЗВЕСТНЫХ ЕГО КАРТИНАХ
Иван КрамскойОдно из ведущих мест в Товариществе, как и прежде в Артели, занимал Крамской. Если гвоздем 1-й передвижной выставки были «Петр и Алексей» Ге, «Порожняки» Прянишникова, «Грачи прилетели» Саврасова, а Крамской, наряду с Перовым, выделялся главным образом своими портретами, то на 2-й выставке 1872— 1873 годов (она открылась в декабре и закрылась в феврале) таким гвоздем стала его картина «Христос в пустыне». Сколько спороз выз- Илл. 19 вг.ла в свое время эта картина! Многие обращались к автору с просьбой объяснить ее суть. Из ответов Крамского мы узнаем, что он вкладывал в нее не религиозный, а глубоко современный смысл. В Христе он не только не видел бога, но считал его «высоким атеистом».
Христос в пустыне. 1872
Холст, масло. 180 х 210 см
Где находится: Третьяковская Галерея, Москва
Христос в пустыне, просидевший недвижно среди холодных камней всю ночь до зари, оцепеневший от долгих дум, с запекшимися от молчания губами, судорожно сжатыми руками, терзаемый сомнениями и соблазнами, — это для Крамского собирательный образ, это человек, выбирающий дорогу жизни. «Я вижу ясно, — рассказывал Крамской в письме к Гаршину, — что есть один момент в жизни каждого человека, когда на него находит раздумье — пойти ли направо или налево, взять ли за господа бога рубль, или не уступить ии шагу злу. .. Итак, это не Христос... Это есть выражение моих личных мыслей. Какой момент? Переходный».
Картина Крамского вызвала большое раздражение у противников Товарищества. Автора бранили за «еврейский тип» Христа, за недостаточную «возвышенность и идеальность». Рекорд побил бездарный живописец и критик Ледаков, один из самых оголтелых врагов передвижничества. Он увидел в Христе Крамского просто оборванца, восседающего на камешке и тоскующего «о том, что рано или поздно, а за контрабанду доведется попасть в руки правосудия». За воинствующей пошлостью этой «оценки» скрывалась бешеная злоба против оригинальной реалистической трактовки традиционной темы.
После завершения «Христа в пустыне» Крамской еще раз обратился к евангельскому мотиву в картине «Хохот». Он выбрал тот момент из легенды о казни Христа, когда над ним грубо потешаются римские солдаты и вся аристократия, собравшиеся посмотреть на сумасшедшего пророка, проповедующего добро и справедливость. Объясняя, из каких впечатлении сложился этот замысел, Крамской в 1873 году писал: «Пока мы не всерьез болтаем о добре, о честности, мы со всеми в ладу. Попробуйте серьезно проводить христианские идеи в жизни, — посмотрите, какой подымется хохот кругом. Этот хохот всюду меня преследует». Не связанный непосредственно с политической борьбой, Крамской свои стремления к равенству и справедливости выражал в привычных с детства христианских формулах.
Картина «Хохот» осталась неоконченной — очень много сил отнимали у художника портреты (а ведь без них не на что было жить с большой семьей). Кроме того, Крамской был настолько трезвым мыслителем, убежденным реалистом, что, становясь старше, он, очевидно, все меньше мог удовлетворяться условной фигурой Христа. Не случайно в этой неоконченной картине интересно разработана глумящаяся, пошлая толпа и совсем невыразителен сам Христос.
Вспоминая «Христа в пустыне» и «Хохот» Крамского, можно заметить много общего между ним, Н. Ге и Ал. Ивановым. Религия для них важна была не сама по себе. Евангелие, христианские мифы являлись источником, откуда они черпали сюжеты картин, посвященных общественным, философским вопросам. Но Крамской и Ге жили позднее Иванова, в другое время, их творческая мысль не удовлетворялась одними хотя бы и условно религиозными картинами. Они обращались к другим жанрам: историческому, портретному, бытовому.
Среди немногочисленных бытовых картин Крамского несколько вариантов «Неутешного горя» (1883—1884), написанного под впечатлением смерти сына. Тема убедительно раскрыта глубокой характеристикой сдержанного трагического образа матери. Интересен «Осмотр старого дома» (1875), который известный историк искусства И. Грабарь справедливо связывал по настроению с «Вишневым садом» Чехова. За тридцать лет до появления этой пьесы Крамской очень проницательно заметил разрушение старых дворянских гнезд, где вместо прежних разорившихся господ появляются нозые хозяева из купцов, из вчерашних мужиков. Он показал нам гостиную в старом помещичьем доме, портреты предков на стенах, запустение, мебель в чехлах. На пороге стоит старый владелец (или покупатель?), которому старик слуга, ковыряясь в замке, очевидно заржавленном, открывает дверь в соседнюю комнату.
В отличие от многих его соратников, Крамского не тянуло к рассказу в живописи, он увлекался философскими и психологическими задачами. Сюжеты его картин не были прямо связаны с народной жизнью. Но от этого творчество его не становилось менее демократичным. Это с особой ясностью сказалось в целой серии его портретов крестьян, написанных на протяжении 1870-х — первой половины 1880-х годов. Именно портреты и были самым ценным в его творческом наследии, хотя он часто жаловался, что они мешают ему писать картины. В портретах проявился дар Крамского — психолога, умного и проницательного, безошибочно угадывающего суть характера.
Никакая книга, ни описание, ни что другое не может так цельно рассказать о человеческой физиономии, как ее изображение, говорил он, считая при этом, что надобно лицо написать так, что «смотрите — оно как будто не то улыбается, не то нет, то вдруг как будто губы дрогнули ¦— словом, черт знает что, дышит!» Однако и этого ему было мало, художник стремился не только к живости, но к постижению души, выражения, страстей, характера, следов прожитой жизни. Вот почему его «Полесовщик», «Крестьянин с уздечкой», «Мина Моисеев», «Созерцатель» и другие безымянные изображения, которые просто называются «Портрет крестьянина», не менее значительны, чем сюжет-пая картина из крестьянской жизни.
Крамской увидел в народе большое разнообразие характеров, оттенков настроений и, главное, совершенно покончил с умиленно-сентиментальным или жалостливым толкованием народных типов. Даже в «Страннике» Перова черты мужикаторемыки подчеркнуты больше всего. Иное у Крамского. Его крестьяне — люди сильные, не примиренные со своей долей. Среди них есть и такие, которые «многое из социального и политического строя. . . понимают своим умом, у которых крепко засело неудовольствие, граничащее с ненавистью. Из таких людей набирают свои шайки — Стенька Разин, Пугачевы, а в обыкновенное время они действуют в одиночку. . . но никогда не мирятся». Это сказано самим автором по поводу «Крестьянина в простреленной шапке» («Полесовщик»). Илл- 18
Иван КрамскойНе случайно пытался он запечатлеть эти характеры. Он был твердо убежден в том, что гарод хочет видеть в искусстве образы героев, что простые люди жаждут «героических рассказов», потому что им нужна уверенность в том, что есть на свете правда и есть люди, которые не щадят для нее жизни. Потому народ, и дети, и взрослые, любит рассказы о святых, о богатырях, о рыцарях. Не только в письмах к друзьям по поводу своих портретов крестьян, но и в предназначавшейся к печати (но не пропущенной цензурой) «Заметке о русской живописи» он писал, что и между мужиками может явиться такой ум и характер, который будет самостоятельно решать все вопросы жизни, решать, равняясь на идеал, будет бороться за этот идеал и в любом случае, погибнет он или победит, станет героем. Крамской знал, что среди крестьян такого склада, есть не только Стеньки Разины, но и правдоискатели не от мира сего, богомольцы, странники, которых тоже было не мало на Руси. Таков отрешенный от всего земного «Созерцатель», бредущий в худом армяке, в лаптях по пустынной зимней дороге. Вероятно, художнику были более близки натуры активные, энергичные, и образ «Созерцателя» получился у него немного театральным, надуманным по сравнению с замечательным по жизненности, искренности «Полесовщиком».
Полесовщик. 1874
Холст, масло. 84 х 62 см.
Где находится: Третьяковская Галерея, Москва
Иван КрамскойКрамскому был дорог в народе и другой тип людей—добрых, мудрых, спокойных. Таков старый богатырь «Крестьянин с уздечкой». Нам запомнится его облик — величавый и домовито уютный в одно и то же время, его умное, приветливое лицо и большие натруженные руки. В Русском музее находится погрудный портрет с того же ори-Илл, п гинала («Мина Моисеев»). В его морщинистом лице с запавшими висками поражают чистые, как у ребенка, синие глаза и удивительно живое выражение доброты и мудрого лукавства. Интересно, что люди из рядов творческой интеллигенции, которых любил Крамской—художники, писатели,— оказывались иногда на его портретах сродни крестьянским типам. Таков Шишкин (Государственный Русский музей, Санкт-Петербург) с встрепанной шевелюрой и руками в карманах — действительно лесной богатырь с громовым голосом, как описал его Репин. Он совсем не обладал изящными манерами, но был подкупающе прост и непосредствен— настоящая широкая натура.
Мина Моисеев 1882.
Холст, масло.
57х45 см.
Где находится: Государственный Русский музей, Санкт-Петербург
Иван КрамскойГлубокое народное начало есть и в портрете Толстого. С большой честностью и строгой простотой художник сохранил для потомков облик «Льва Великого» (выражение Стасова) в пору его зрелости, в сорок пять лет. Он уверенно передал будто вырубленные топором, грубые, на первый взгляд, черты лица, настолько интересные, однако, если в них вглядеться, что все другие рядом начинали казаться скучными. Художник дал почувствовать взгляд, перед которым нельзя солгать, который точно читает ваши мысли, широко очерченный рот с тонкими углами, волевой подбородок и общий облик, полный силы, беспощадной пытливости и какого-то сдержанного изящества.
Портрет писателя Льва Николаевича Толстого
1872, 98х79 см
Где находится: Третьяковская Галерея, Москва
Известно, что Толстой, вначале наотрез отказавшийся позировать, согласился с условием, что Крамской напишет два портрета — один для коллекции Третьякова, от имени которого Крамской явился в Ясную Поляну, другой для семьи писателя. В случае неудачи оба портрета должны были быть уничтожены. Крамской с большим подъемом писал Толстого, который, по его выражению в письме к Репину, «на гения смахивает. . .» В семье писателя очень понравились не только портреты, но и сам художник. Его работы были так удачны, что даже Репин не принимался писать Толстого, пока Крамской был жив.
Кроме Шишкина и Толстого, Крамской запечатлел еще очень многих своих современников, деятелей русской культуры 70—80-х годов XIX века. Это целая галерея портретов, где мы найдем скульптора М. Антокольского, художников — Ф. Васильева, В. Перова, В. Васнецова, Н. Неврева, А. Литовченко, ученых — Д. Менделеева, В. Струве, В. Соловьева, писателей—Т. Шевченко, И. Гончарова, М. Салтыкова-Щедрина, Н. Некрасова, известного деятеля Общества поощрения художеств Д. Григоровича, певицы Е. Лавровской и многих, многих других. Крамской неоднократно писал своих близких. Особенно привлекательно, поэтично изображены жена художника (в рисунке 1860-х годов) и его дочь (в портрете 1884 года).
В огромном портретном наследии Крамского найдется немало лиц, которых художник писал без особой заинтересованности и симпатии, выполняя заказ. Однако во всех случаях он оказывался безупречно честным, никогда не позволяя себе малейшей дозы лести, фальши, лакировки. Очень интересный случай произошел с Крамским, когда он написал портрет известного журналиста Суворина. М. Е. Салтыков-Щедрин заклеймил газету «Новое время», издаваемую Сувориным, кличкой «Чего изволите», а В. И. Ленин характеризовал издателя как. одного из самых изворотливых, продажных деятелей царской печати, который начал с либерализма, а кончил благословением погромов.
Хитрый, умный и широко образованный, Суворин умел внушить к себе уважение, и Крамской писал его с доброжелательством. Но, хотел того художник или нет, портрет получился таким правдивым, так раскрылся в нем истинный характер модели, что Стасов, увидев его на выставке, заговорил о том, что Крамской своим портретом прибил Суворина гвоздем к стенке. И если раньше заказчик и его семья сами ничего не замечали, то после шума, вызванного репликой Стасова, Суворин обратился к художнику с претензией и обидой. Ответ Крамского был очень характерен: «Никакой, даже отдаленной тени задней мысли у меня не было, когда я работал, и ничего дурного о Вас, как о человеке, у меня не шевелилось никогда... Если же там в портрете есть что-нибудь, то это просто недостаток мой как живописца...» Этим «недостатком» была присущая художнику-реалисту способность проникать в сущность видимого. Крамскому удалось добиться большой выразительности не только в лице Суворина с высоким лысым лбом и хитрым взглядом поверх очков, но и в силуэте слегка изогнувшейся фигуры, в мягком осторожном движении маленькой холеной руки. Перед зрителем, как живой, возникал вкрадчивый человек с лисьей повадкой.
Чем зрелее и старше становился художник, тем все требовательнее был он к себе. Ему хотелось, чтобы русская живопись была не только правдивой и содержательной, этого она постепенно достигала, но чтобы язык ее, средства выразительности были достойны ее идейного наполнения.
Без идеи нет искусства, любил говорить он, но и без живописи живой и разительной тоже нет картины, а есть только благие намерения. Крамской был едва ли не самым страстным проповедником искусства общественного, горячо защищающего права человека, осуждающего насилие, несправедливость, ложь. Он глубоко любил Россию и твердо верил в то, что искусство разных народов непременно отличается национальными чертами, а искусство, в котором сильно выражено общечеловеческое начало, может быть создано прежде всего той нацией, которая окажется передовой среди народов мира, но и тогда оно сохранит свой национальный характер.
Если России суждено быть впереди, то и искусство ее займет соответствующее место, — утверждал он и оказался пророком. В последней трети XIX века русская литература, музыка, а вслед за ними жанровая, историческая и портретная живопись занимают передовое место в мировой культуре, и это неразрывно связано с тем, что центр революционного движения перемещается с запада на восток. Но, отстаивая искусство публицистическое, гражданское, Крамской никогда не забывал о нераздельности формы и содержания, «что» и «как». Он стремился к тому, чтобы «двинуться к свету, краскам и воздуху», но «не растерять при этом драгоценнейшего качества художника — сердца».
Многие работы Крамского, выразительные по характеристике и построению, несколько однообразны по колориту и манере письма, резковаты по контуру, в них недостаточно воздуха. Художник сам отлично понимал свою ограниченность в умении использовать красочные возможности живописи и стремился изо всех сил к преодолению этого недостатка. В его поздних портретах заметно повышенное внимание к передаче воздуха, к тонкости цветовых сочетаний. Такова его небольшая, мягкая, изящная по живописи и поэтичная по настроению картина «И. Н. Крамской, пишущий портрет своей дочери». Нарядно, красочно выглядит его знаменитая «Незнакомка». Но замечательно что в этом красиво написанном портрете молодой прекрасной женщины Крамской, любуясь ее нежной кожей и синими глазами, всем-ее обликом, в котором столько изящества и вкуса, не скрыл холодной замкнутости и высокомерия, которые определяли внутренний мир его модели. Так, красота не существовала для него сама по себе, без души, и человек всегда являлся в единстве своего внешнего и внутреннего облика, сути и оболочки.
Еще в середине 70-х годов Крамского начинала тревожить самоуспокоенность многих его товарищей, удовлетворение достигнутым. В последние годы его жизни эта тревога усилилась. Ему хотелось, чтобы другие передвижники, как и он сам, напряженно искали новых творческих решений, совершенствовали свои технические возможности, не слишком бы увлекались узкобытовыми сюжетами, маленькими происшествиями.
Крамской был огорчен тем, что бессменные члены правления Товарищества—Мясоедов, М. К. Клодт и другие искусственно задерживают приток новых свежих сил в организацию, приток талантливой, ищущей, смелой молодежи. С другой стороны, его беспокоило то, что в ряды передвижников стали проникать некоторые безыдейные и отсталые по своему художественному уровню деятели. Он понимал, что спасение в том, чтобы сохранить глубокую содержательность, с которой пришло его поколение в русское искусство. Но этого одного было мало. Жизнь и живопись неудержимо развивались. Художник не смел отставать, отступать, почивать на лаврах. Он должен был находиться в неустанных трудах и заботах.
К чести Крамского надо сказать, что он, не щадя себя, идя на конфликт с товарищами, не стеснялся высказывать им эти горькие истины, за что многие недальновидные соратники упрекали его в ренегатстве. При этом Крамской до конца дней своих был убежден в том, что, как бы ни сложилась дальнейшая судьба Товарищества, передовое русское искусство — народное, национальное и глубоко талантливое — будет жить и неудержимо развиваться. В этой уверенности поддерживал его пример лучших: творчество пейзажистов Шишкина, Васильева, Куинджи, многогранный талант Репина, неповторимо своеобразные Васнецов и Суриков.
Если Вам понравилась статья "Крамской. Самые известные картины с названиями и описанием" - поделитесь в соцсетях
instagram.com/golanskimaster