Владимир Лукич Боровиковский

Биография, картины

Владимир Лукич Боровиковский (24 июля 4 августа 1757, Миргород, Российская империя — 6 18 апреля 1825, Санкт-Петербург, Российская империя) — русский художник, мастер портрета, академик Императорской Санкт-Петербургской академии художеств.

Три замечательных мастера второй половины XVIII века — Федор Степанович Рокотов, Дмитрий Григорьевич Левицкий и Владимир Лукич Боровиковский — представляют вершину русского портретного искусства той эпохи.

Захватив своим творчеством первую четверть XIX века, Боровиковский тем не менее принадлежит, конечно же, предыдущем}7 столетию. Его искусство стало ярким выражением идей и вкусов второй половины XVIII века. Примечательно, что художник, проживший четверть XIX столетия и, следовательно, переживший войну 1812, никак не отразил в своих творениях события того времени: у него нет ни одного портрета нового типа мужчины — кавалера, достоинство которого в защите Отечества. И это при том, что такие образы — и в немалом количестве — создавались его современниками (пусть младшими — например, О. А. Кипренским, не говоря об англичанине Д. Доу и его петербургских помощниках, написавших более трехсот портретов для Военной галереи 1812 года в Эрмитаже). Боровиковский же оставался в своем - XVIII — веке.

Поучительно и интересно наблюдать, как менялась оценка творчества художника в разные эпохи: признание и много заказов при жизни, охлаждение в XIX веке, причисление к сонму корифеев в наше время. И сейчас, по прошествии почти двухсот лет со дня смерти Владимира Лукича, ни у кого нет сомнений в огромной художественной ценности его живописного наследия.

Не составляет труда перечислить замечательные достоинства картин Боровиковского. Но, быть может, эти достоинства еще ярче высветятся, если пойти от противного — той критики, которой подверглись его творения в XIX веке. Причем со стороны отнюдь не случайных людей в искусстве. Вот вердикт крупнейшего критика XIX столетия В. В. Стасова: «Когда начался XIX век, два значительнейших русских художника XVIII века, Левицкий и Боровиковский, были еще живы. Боровиковскому было, правда, всего только 42 года, и он писал такие прекрасные портреты, как, например, Трощинского, министра Васильева, Кули-Хана персидского.

Превосходные по письму, но, наверное, столь же неверные и условные, как вся громадная масса портретов Екатерины II, в виде Минервы, геройски разъезжающей верхом по-мужски, благодатной небожительницы. Торжественной императрицы в порфире или меховой дорожной шапке, или же как прославленный портрет Екатерины II, по-домашнему в будничной простоте прогуливающейся в Царском Селе: здесь везде все было одинаково неверно и выдумано в главном действующем лице: императрица представлена была большого роста (тогда как она была маленького), с банальным выражением, таковы были тогда моды и привычки художества: -льстить, нравиться и для того искажать все, что ни случилось изображать художеством» .

Столь резкое суждение критика объясняется, в первую очередь, совершенно иными идейными устремлениями новой эпохи. Но прошло еще какое-то время, ценность «отжившего» искусства вновь стала очевидной и оказалось, что творения XVIII века отнюдь не умерли, а, наоборот, приобрели некое новое «измерение» и «звучание». Более того, они сохраняют свою значимость именно как художественные произведения, а не только как свидетельства эпохи. Залы Боровиковского в Русском музее в Петербурге и в Третьяковской галерее в Москве — праздник для чувств и мыслей.

На Украине

Годился Владимир Лукич Боровиковский в 1757. Месяц и день — 24 июля (по новому стилю — 4 августа) — известны лишь из статьи В. П. Горленко «Владимир Лукич Боровиковский», напечатанной в «Русском архиве» (№ 6 за 1891), в которой автор ссылается на сведения, полученные им от племянника художника — И. И. Боровиковского. Иными словами, долгое время точная дата рождения живописца была неизвестна. Местом его появления на свет принято считать украинский Миргород. Однако приходится констатировать тот факт, что, когда Академия художеств в 1867 запрашивала в Полтавской духовной консистории данные о времени крещения мастера, ответ был таков: «Владимира Боровика по метрическим книгам всех церквей города Миргорода записанным не оказа-лось» . Тем не менее все авторы начиная с 1820-х (то есть еще при жизни художника) называют Миргород его родиной, что, кажется, не вызывало протеста у самого тогда еще жившего Боровиковского.

Н. В. Гоголь — уже в XIX веке — прославил этот городок, назвав так свой сборник повестей. Но у писателя Миргород — образ собирательный, тогда как Боровиковский родился в городке вполне конкретном и реальном - на Украине, в Полтавской губернии. Отец будущего живописца, Лука Боровик, по мнению одних исследователей, был простым казаком, по другим сведениям — мелкопоместным шляхтичем. Лука имел дом в Миргороде и два небольших участка земли. Первые навыки рисования Владимир получил в семье: его отец и братья занимались иконописью. Вначале мальчик помогал им в качестве подмастерья, а затем начал создавать иконы самостоятельно. Они стали пользоваться хорошим спросом у заказчиков. Исполнял молодой художник и портреты, но в целом творчество Боровиковского в то время не выходило за рамки полуремесленного искусства.

Иконопись на Украине, как и церковные архитектура и музыка (пение), испытывали на себе определенное западное влияние. Пути развития этих видов искусства были схожи, и между архитектурой, росписями украинских церквей и музыкой, которая их наполняла (например, духовные концерты А. Л. Веделя), наблюдалось удивительное гармоническое единство. В такой атмосфере формировались творческие воззрения молодого Боровиковского (из более поздних дневников художника: «...при пении... приходил в сокрушение, слезы лились...»'). Судьба многих украинских творцов оказалась схожей; так, самых талантливых -композиторов А. С. Бортнянского и А. Л. Веделя, как и Боровиковского, — мы вскоре встретим в Петербурге.

Во второй половине 1780-х произошло важное событие, повлиявшее на всю дальнейшую судьбу живописца. В 1787 Екатерина II собралась совершить путешествие в Крым через Украину, и местные власти планировали построить несколько временных дворцов на ее пути. Тогдашний губернский предводитель киевского дворянства (до того — предводитель дворянства Миргородского уезда), известный поэт В. В. Капнист, пригласил Боровиковского (которого, очевидно, знал по Миргороду) для оформления комнат, в которых должна была остановиться императрица. История этого заказа остается не до конца изученной, и неясно, что именно и как расписывал юноша. По свидетельству В. И. Григоровича , художник создал два больших панно — аллегорические композиции, прославлявшие законодательную деятельность и мудрость правительницы. Судя по всему, автором программы росписей был сам В. Б. Капнист. В. И. Григорович утверждает, что картины Боровиковского понравились императрице. Но главное — в ее свите был Н. А. Львов, обративший внимание на молодого живописца, а впоследствии сыгравший в его судьбе очень важную роль.

Санкт-Петербург. Львовский кружок

В самом конце 1788 Боровиковский переехал в Санкт-Петербург. Северную столицу того времени можно представить по сохранившимся изображениям и описаниям современников, по тому, каким увидел его художник. О контрастах города, его обитателей и их образе жизни оставил живой рассказ тогдашний французский посол Л.-Ф. Сегюр: «Когда я прибыл в Петербург, в нем под покровом европейского лоска еще видны были следы прежних времен. Среди небольшого избранного числа образованных и видевших свет людей, ни в чем не уступавших придворным лицам блистательнейших европейских дворов, было немало таких, в особенности стариков, которые по разговору, наружности, привычкам, невежеству и пустоте своей принадлежали скорее времени бояр, чем царствованию Екатерины»3.

Неизвестно точно, в каких условиях складывалась жизнь Боровиковского в Петербурге (по всей видимости, поначалу он устроился на каком-то постоялом дворе), но уже в 1790 оказался в доме того самого уже упоминавшегося Н. А. Львова, и это стало поворотным моментом в судьбе живописца.

Николай Александрович Львов был личностью незаурядной и замечательной в интеллектуальном мире Петербурга — архитектор, график, поэт, музыкант, изобретатель, член Российской Академии (наук) и почетный член Петербургской Академии художеств. Он переводил произведения Сафо, Анакреона, Петрарки, вместе с Иваном Прачем издал «Собрание народных русских песен с их голосами». Сблизившись и подружившись со Львовым, Боровиковский на какое-то время фактически стал его учеником. В его доме он прожил семь лет.

Демократические идеи, господствовавшие в доме Львовых, не могли не передаться Владимиру Лукичу, по природе своей очень близкому этим настроениям. Такой строй мыслей и чувств проявился уже в создании одного из ранних произведений художника -двойном портрете юных горничных семейства Львовых - Лизыньки и Дашиньки (старинное написание имен) (1794, Государственная Третьяковская галерея, Москва). Первой - семнадцать, второй - шестнадцать лет. Портрет обыгрывает характеры моделей, гармонию противоположностей: одна — блондинка, другая — брюнетка (сколько известно суждений о несхожести этих типов). И действительно, брюнетка кажется серьезной и мечтательной, а блондинка — живой и смешливой. Но все это выражено в полутонах, в тонких оттенках. Известно, кстати, что девушки вызывали восхищение как плясуньи. Г. Р. Державин воспел их в стихотворении «Другу», написанном примерно в то же время, что и картина Боровиковского. Вот вторая (средняя) строфа из него:

Пусть Даша статна, черноока
И круглолицая, своим
Взмахнув челом, там у потока,
А белокурая живым
Нам Лиза, как зефир, порханьем
Пропляшут вместе козачка,
И нектар с пламенным сверканьем
Их розова подаст рука.
Именно такой образ девушек создал художник.

К 1794 относится также ставший знаменитым «Портрет Екатерины II на прогулке в Царскосельском парке» (существуег в двух авторских вариантах - «с Чесменской колонной», Государственная Третьяковская галерея, Москва и с «Катульским обелиском», Государственный Русский музей, Санкт-Петербург). Это не первое изображение императрицы, сделанное Боровиковским: еще на Украине он писал ее, правда, не с натуры. Но данный портрет — совсем другое дело: автор нарушил все существовавшие каноны изображения царственной особы.

Идея и программа картины возникли в кругу Львова и принадлежат, судя по всему, Державину. К моменту, когда Владимир Лукич приступил к ее созданию, императрицу неоднократно писали другие художники. Боровиковский, несомненно, знал портреты кисти B. Эриксена (1762), А. П. Антропова (серия 1760-х), C. Торелли (1762), А. Рослина (1777), Ф. С. Рокотова (1760-е, 1780-е), Д. Г. Левицкого (1793), И.-Б. Лампи (1794). На нескольких из них Екатерина предстает во всем своем величии, с атрибутами царской власти, а на некоторых даже в образе богини. Полотно Боровиковского — совершенно иное. Оно являет собой нечто революционное в искусстве того времени: императрица изображена как частное лицо — гуляющей в своем любимом Царскосельском парке. А. С. Пушкин воспел этот портрет в стихотворении «Воспоминания в Царском Селе» (раннем — 1814 - из двух под одним названием):

Не се ль Элизиум полнощный,
Прекрасный царскосельской сад,
Где, льва сразив, почил орел России мощный
На лоне мира и отрад?
Промчались навсегда те времена златые,
Когда под скипетром великия жены
Венчалась славою счастливая Россия,
Цветя под кровом тишины!

На картине мы безошибочно узнаем Царскосельский парк по его знаменитой достопримечательности - Чесменской колонне — памятнику, установленному по приказу императрицы в честь морской победы над турками под Чесмою в 1770. У А. С. Пушкина там же:

... окружен волнами,
Над твердой, мшистою скалой
Вознесся памятник. Ширяяся крылами,
Над ним сидит орел младой.
И цепи тяжкие и стрелы громовые
Вкруг грозного столпа трикратно обвились;
Кругом подножия, шумя, валы седые
В блестящей пене улеглись.

Никаких атрибутов царской власти в портрете нет; более того, облачение Екатерины подчеркнуто домашнее. Она представлена не богиней, а простой «казанской помещицей», какой любила казаться в последние годы жизни, созерцательницей, без официальности и торжественности. Императрица запечатлена в салопе и чепце. Лицо написано несколько обобщенно (под предлогом удаленности модели возраст — в действительности ей шестьдесят пять — предусмотрительно обозначен неопределенно).

В руке у царицы трость — намек на победу в Русско-турецкой войне, по случаю которой датчане, знавшие о пристрастии Екатерины к этому аристократическому аксессуару, преподнесли ей трость с вмонтированным часовым механизмом, приводящим в движение двадцать одну миниатюру с оатальными сценами . Боровиковский изобразил самодержицу с ее любимой собакой — английской левреткой. Владимиру Лукичу благодаря Державину было известно много подробностей о любимице монархини, именно поэтому животное попало на картину.

И даже при том, что написание этого портрета являлось личной инициативой художника, трудно себе представить, что он сам решил показать государыню в таком необычном виде, — все подтверждает идейное руководство со стороны Державина. Примечательно, что детали, отмеченные в работе Боровиковского, упомянуты в стихотворении поэта «Развалины»:

В прогулку с легким посошком Ходила...
По мягкой мураве близ вод...
На восклицающих смотрела Поднявших крыла лебедей...
На памятник своих побед Она смотрела...

Казалось бы, Владимир Лукич вдохновился образом, созданным Державиным (так утверждают искусствоведы). В действительности же, наоборот, поэт описал то, что он уже видел на картине художника: портрет появился в 1794, тогда как стихотворение - в 1797. Такова хронология произведений, хотя, конечно, в личных беседах их идеи могли быть высказаны в другой последовательности.

Данное полотно позже вдохновило А. С. Пушкина на создание образа «матушки Екатерины» в «Капитанской дочке» (глава XIV). При встрече с Марьей Ивановной Мироновой, главной героиней повести, царица выглядит простой «казанской помещицей», как на портрете Боровиковского. Представление о картине Пушкин тогда имел по гравюре с ее второго варианта, исполненной Н. И. Уткиным.

Самой Екатерине полотно не понравилось. Так совпало, что представил его императрице Державин, которым в тот момент она была недовольна: поэт в оде «Песнь Ея Императорскому Величеству Екатерине II на победы графа Суворова-Рымникского» возвеличил (против ее воли) опального тогда Суворова. В результате Боровиковский получил за портрет лишь звание «назначенного» (в академики), а не академика (им живописец стал позже).

Быть может, большее влияние, чем собственно профессиональные наставления Львова, на Боровиковского оказало интеллектуальное окружение его наставни- живопись, архитектура, музыка и литература, причем в лице наиболее ярких представителей эпохи. Помимо Державина у Львова бывали А. Е. Егоров, Д. Г. Левицкий, Е. И. Фомин, А. М. Бакунин. Хозяин дома не стеснялся выражать свой восторг по поводу всякого значительного таланта, в какой бы области он ни проявлялся. Поначалу Николай Александрович пытался находить для Боровиковского заказы на работы для церквей и монастырей (молодой человек был представлен Львову как иконописец). Он добился, например, чтобы его протеже получил заказ на иконы для иконостаса Борисоглебского собора в Торжке, который Львов сам спроектировал. Владимир Лукич трудился над иконами два года, но, к сожалению, они не сохранились.

Несмотря на старания Львова, крупных заказов у живописца не появлялось. Остро стоял вопрос, чем зарабатывать на жизнь. И тогда художник нашел для себя новую сферу деятельности и преуспел в ней: он стал создавать миниатюрные портреты (очень популярный тогда жанр). Свидетельствами являются не только сами сохранившиеся миниатюры (лучшие — изображения поэта В. В. Капниста, архитектора А. А. Менеласа), но и в одном из больших портретов кисти мастера — графини А.И. Безбородко с дочерьми.

Боровиковский писал — с видимым удовольствием и симпатией — многих членов львовского кружка, и неудивительно, что среди моделей оказался Державин.