Цена портрета или копии картины
Здесь можно подсчитать стоимость любого размера: портрета, копии картины, портрета по фотографии и портрета с натуры
Цена портрета по фото
C фотографий, предоставленных заказчиком или по фото, сделанные самим художником:
40x50см.Погрудный портрет - цена
1500 у.е.
50х70см.Классический портрет - цена
2000 у.е.
60х80см.Портрет в интерьере - цена
2500 у.е.
100х80см.Портрет в интерьере - цена
3000 у.е.
50х70см.Графический портрет - цена 300 у.е.
подсчитайте стоимость заказа портрета с фотографии более подробно.
ЦЕНА ПОРТРЕТА С НАТУРЫ
Классический размер 60х80см. Цена:
4000 у.е.
Портрет выполняется с натуры в академической манере. Для выполнения портрета с натуры требуется 10-15 сеансов. В особых случаях портрет выполняется по договоренности с автором.
подсчитайте стоимость заказа портрета с натуры более подробно.
Цена астрологического портрета
Классический размер 60х80см. Цена:
4000 у.е.
подсчитайте стоимость заказа живописной копии более точно.
ЦЕНЫ НА КОПИИ КАРТИН
Цена копии картины 50х70см.
500 у.е.
подсчитайте цену копии картина более подробно.
РАЗМЕРЫ КАРТИН В ИНТЕРЬЕРЕ
ЦЕНА ХУДОЖНИКА
Мария Чегодаева
Нe знаю, как во всем мире, а в России XX век уже завершился. Нравится нам это или нет, но факт остается фактом: русский XX век прошел под знаменем революции — подготовки революции, ее страстного ожидания, осуществления, стагнации, ветшания и, наконец, обвала революции на рубеже 1980-90-х годов, за десять лет до фактического конца века. Сейчас мы живем на рубеже двух веков, в состоянии страшной агонии XX и мучительного нарождения XXI.
Странно было бы надеяться, что апокалипсический XX век почиет мирно и благостно: он цепляется за жизнь; он еще живет — в нас самих. В искусстве он оставил нам два достаточно трудных «наследства»: непримиримую партийную борьбу на уничтожение и торгашество, проституирование искусства.
Искусству России XX века была изначально присуща жестокая борьба направлений, жажда разрушения «до основанья», желание увидеть противника не иначе как «в гробу». Все годы советской власти искусство делили по «партийному» признаку на «наше» и «не наше», имеющее право на существование и подлежащее запрету. Художник «нашего» «советского» направления изначально ставился неизмеримо выше «чуждого», «буржуазного».
Вспомним: мы, критики, говоря о художнике, не столько анализировали особенности его творчества, сколько отстаивали его право быть таким, каков он есть; мы боялись хоть что-то у него не одобрить, понимая, что это будет расценено политически, соответственно истолковано и использовано во вред.
Сегодня, казалось бы, можно все. Но свобода оказалась не таким уж легким делом. Все сместилось, все спуталось; прежде всего потерялись критерии качества. По каким меркам судить; что считать плохим, что хорошим? По каким «параметрам» соотносить направления, диаметрально противоположные друг другу?
Нельзя сказать, что критериев качества сейчас не существует. Первый из них — все тот же советский критерий качества не искусства, а направления. Мы постоянно сталкиваемся со стремлением поделить стилистические направления на «хорошие» — новаторские, призванные говорить «от имени и по поручению» всего XX века — и «плохие», «реакционные», представляющие «пройденный этап», заведомо нежизнеспособные. Вопрос качества решается очень просто: если художник принадлежит к «моему» направлению, он заведомо хорош и прогрессивен; если к направлению, которое я не признаю, то он плох и реакционен.
Сейчас ни у одного направления нет практической возможности запретить или уничтожить другое. Но говорить о подлинной творческой свободе не приходится. И тут выступает на первый план еще одно наследие социализма. 70 лет у искусства был один «клиент», один заказчик и покупатель, он же и менеджер, и хозяин — коммунистическая власть. Хозяин, надо сказать, весьма щедрый к тем, кто ему потрафлял. Сейчас этот «Великий Дракон», вполне по Е.Шварцу, распался на множество «дракончиков» рынка.
Но претензии управлять искусством с позиций какой-то одной группы, одного «клана» отнюдь не исчезли. Напомню «бизнес-план спасения современного искусства» Марата Гельмана, опубликованный в журнале «Эстет». «Спасение» видится автору в формировании «репрезентативной подборки шедевров того, что профессиональной общественностью понимается сегодня под изобразительным искусством, затем шедевры «раскручиваются» и продаются с прибылью. Одна из наиболее острых задач, стоящая перед СИ (современным искусством. — М.Ч.) — внедрение в общественное сознание списка имен; он должен составляться по профессиональным качествам и включать три раздела, условно обозначаемых как список известных, актуальных и перспективных... Так же составляются списки признанных галерей и экспертов».
И далее: «Как минимум, речь идет о создании в некотором роде Цензуры на имена. Как и всякая цензура, она должна обладать легитимностью и рычагами управления. Цензура должна быть репрессивной по отношению к стихийному рынку». Все потенциальные инвестиции должны идти исключительно на «раскручивание» отобранных «имен»; всем же не попавшим в их число, равно как и не попавшим в «списки признанных», экспертам и галереям должен быть перекрыт кислород. Маленький дракончик жаждет стать Великим Драконом, диктовать свои требования всему русскому искусству.
За время, прошедшее со времени опубликования «бизнес-плана», его авторам так и не удалось стать «предметом художественной политики России или осуществлять ее», но попытки с их стороны влиять на художественный рынок путем формирования неких «списков отобранных» имеются. Главное же, очень явно обнаруживает себя заложенная в декларации основополагающая идея: искусство — это товар; как всякий товар, он должен «раскручиваться» и продаваться с прибылью.
И тут мы обнаруживаем едва ли не главный «критерий качества», который навязывается нам как высшее достижение современной западной художественной культуры: деньги — не просто плата художнику за труд.
ДЕНЬГИ — ЭКВИВАЛЕНТ КАЧЕСТВА ИСКУССТВА.
Б.Гройс в своей «Апологии рынка» пишет: «Потребитель современного искусства смотрит и покупает его, повинуясь диктату самого искусства, поскольку оно считается хорошим, прогрессивным, оригинальным, аутентичным». Это и есть «раскрутка»! Убедите «потребителя», что данный художник или данная вещь «прогрессивна, оригинальна и аутентична» — и он купит ее за хорошую цену. Цена растет — значит, художник «перспективный» и имеет шанс попасть в число «известных», т.е. «имен», самое звучание которых обеспечивает им определенную рыночную стоимость. Художник стал дешеветь — значит, его пора «снять с производства», как снимают не пользующийся рыночным спросом товар.
Для художника — катастрофа, моральная смерть. Начавшийся было складываться сейчас арт-рынок привык оглядываться на США. У Соединенных Штатов много своих достоинств. Но принятый там «эквивалент» денег, как единственного мерила качества, уместный, когда речь идет о материальных благах — убийственен, применительно к культуре, к искусству, к духовной жизни вообще. Для меня это аксиома.
Мне бесконечно жаль зрителей, которых пытаются превратить в «потребителей искусства», а еще больше жаль художников, уподобляемых автомобилям, телевизорам, стиральному порошку или корму для кошек. Можно представить себе состояние каждого из шестидесяти «отобранных», если бы вышеупомянутый «бизнес-план» воплотился в жизнь! Художник-товар неизбежно становится рабом менеджера имиджмейкера. Сегодня этот менеджер считает выгодным «раскручивать» меня, я — «известный», «перспективный», мои работы рекомендуются к покупке, идут за большие деньги; завтра он стал «раскручивать» другого, а я — ветошь, выброшенная на помойку. Какие тут могут быть творческие искания — любое изменение в художественной манере может привести к падению интереса и, соответственно, цены.
А это толкает художника на жестокую борьбу с коллегами за свой рыночный диктат, за свою самую высокую рыночную цену! «Бизнес-план спасения современного искусства» очень напоминает издевательское представление Воланда в «Мастере и Маргарите» М.Булгакова, где потерявшие разум от жадности зрители принимают дьявольские обманки за настоящие вещи и настоящие деньги...
Не сочтите это «квасным патриотизмом», в России всегда существовала иная шкала ценностей. Искусство противилось всем попыткам превратить его в покорного раба, восставало против власти «драконов», отстаивало себя, даже в сталинские времена; берегло и помнило «гамбургский счет» подлинного качества. Искусство — голос Бога в человеке, а такими вещами не торгуют.
Понимая, что никакими искусствоведческими декларациями не изменишь труднейшей ситуации в современной художественной жизни, я не буду призывать художников и идеологов всех направлений стать добрее, терпимее, а то и просто скромнее. Самое лучшее, на мой взгляд, — следовать мудрому совету Пушкина: судить художника по тем законам, которые он сам над собой уста-новляет. Не вижу смысла судить Юрия Злотнико-ва по законам Дмитрия Жилинского или наоборот.
Кто из них в большей степени выражает XX век, пусть решают наши правнуки в XXI. А вот амбиции новоявленных «Ждановых от рынка» остужать приходится уже сегодня.