Владимир Лукич Боровиковский. Картины с названиями. Годы жизни (1757-1825)

Биография, картины

Владимир Лукич Боровиковский (24 июля 4 августа 1757, Миргород, Российская империя — 6 18 апреля 1825, Санкт-Петербург, Российская империя) — русский художник, мастер портрета, академик Императорской Санкт-Петербургской академии художеств.

Три замечательных мастера второй половины XVIII века — Федор Степанович Рокотов, Дмитрий Григорьевич Левицкий и Владимир Лукич Боровиковский — представляют вершину русского портретного искусства той эпохи.

Захватив своим творчеством первую четверть XIX века, Боровиковский тем не менее принадлежит, конечно же, предыдущем}7 столетию. Его искусство стало ярким выражением идей и вкусов второй половины XVIII века. Примечательно, что художник, проживший четверть XIX столетия и, следовательно, переживший войну 1812, никак не отразил в своих творениях события того времени: у него нет ни одного портрета нового типа мужчины — кавалера, достоинство которого в защите Отечества. И это при том, что такие образы — и в немалом количестве — создавались его современниками (пусть младшими — например, О. А. Кипренским, не говоря об англичанине Д. Доу и его петербургских помощниках, написавших более трехсот портретов для Военной галереи 1812 года в Эрмитаже). Боровиковский же оставался в своем - XVIII — веке.

Поучительно и интересно наблюдать, как менялась оценка творчества художника в разные эпохи: признание и много заказов при жизни, охлаждение в XIX веке, причисление к сонму корифеев в наше время. И сейчас, по прошествии почти двухсот лет со дня смерти Владимира Лукича, ни у кого нет сомнений в огромной художественной ценности его живописного наследия.

Не составляет труда перечислить замечательные достоинства картин Боровиковского. Но, быть может, эти достоинства еще ярче высветятся, если пойти от противного — той критики, которой подверглись его творения в XIX веке. Причем со стороны отнюдь не случайных людей в искусстве. Вот вердикт крупнейшего критика XIX столетия В. В. Стасова: «Когда начался XIX век, два значительнейших русских художника XVIII века, Левицкий и Боровиковский, были еще живы. <... > Боровиковскому было, правда, всего только 42 года, и он писал такие прекрасные портреты, как, например, Трощинского, министра Васильева, Кули-Хана персидского.

Превосходные по письму, но, наверное, столь же неверные и условные, как вся громадная масса портретов Екатерины II, в виде Минервы, геройски разъезжающей верхом по-мужски, благодатной небожительницы. Торжественной императрицы в порфире или меховой дорожной шапке, или же как прославленный портрет Екатерины II, по-домашнему в будничной простоте прогуливающейся в Царском Селе: здесь везде все было одинаково неверно и выдумано в главном действующем лице: императрица представлена была большого роста (тогда как она была маленького), с банальным выражением, таковы были тогда моды и привычки художества: -льстить, нравиться и для того искажать все, что ни случилось изображать художеством» .

Столь резкое суждение критика объясняется, в первую очередь, совершенно иными идейными устремлениями новой эпохи. Но прошло еще какое-то время, ценность «отжившего» искусства вновь стала очевидной и оказалось, что творения XVIII века отнюдь не умерли, а, наоборот, приобрели некое новое «измерение» и «звучание». Более того, они сохраняют свою значимость именно как художественные произведения, а не только как свидетельства эпохи. Залы Боровиковского в Русском музее в Петербурге и в Третьяковской галерее в Москве — праздник для чувств и мыслей.

На Украине

Годился Владимир Лукич Боровиковский в 1757. Месяц и день — 24 июля (по новому стилю — 4 августа) — известны лишь из статьи В. П. Горленко «Владимир Лукич Боровиковский», напечатанной в «Русском архиве» (№ 6 за 1891), в которой автор ссылается на сведения, полученные им от племянника художника — И. И. Боровиковского. Иными словами, долгое время точная дата рождения живописца была неизвестна. Местом его появления на свет принято считать украинский Миргород. Однако приходится констатировать тот факт, что, когда Академия художеств в 1867 запрашивала в Полтавской духовной консистории данные о времени крещения мастера, ответ был таков: «Владимира Боровика по метрическим книгам всех церквей города Миргорода записанным не оказа-лось» . Тем не менее все авторы начиная с 1820-х (то есть еще при жизни художника) называют Миргород его родиной, что, кажется, не вызывало протеста у самого тогда еще жившего Боровиковского.

Н. В. Гоголь — уже в XIX веке — прославил этот городок, назвав так свой сборник повестей. Но у писателя Миргород — образ собирательный, тогда как Боровиковский родился в городке вполне конкретном и реальном - на Украине, в Полтавской губернии. Отец будущего живописца, Лука Боровик, по мнению одних исследователей, был простым казаком, по другим сведениям — мелкопоместным шляхтичем. Лука имел дом в Миргороде и два небольших участка земли. Первые навыки рисования Владимир получил в семье: его отец и братья занимались иконописью. Вначале мальчик помогал им в качестве подмастерья, а затем начал создавать иконы самостоятельно. Они стали пользоваться хорошим спросом у заказчиков. Исполнял молодой художник и портреты, но в целом творчество Боровиковского в то время не выходило за рамки полуремесленного искусства.

Иконопись на Украине, как и церковные архитектура и музыка (пение), испытывали на себе определенное западное влияние. Пути развития этих видов искусства были схожи, и между архитектурой, росписями украинских церквей и музыкой, которая их наполняла (например, духовные концерты А. Л. Веделя), наблюдалось удивительное гармоническое единство. В такой атмосфере формировались творческие воззрения молодого Боровиковского (из более поздних дневников художника: «...при пении <...> приходил в сокрушение, слезы лились...»'). Судьба многих украинских творцов оказалась схожей; так, самых талантливых -композиторов А. С. Бортнянского и А. Л. Веделя, как и Боровиковского, — мы вскоре встретим в Петербурге.

Во второй половине 1780-х произошло важное событие, повлиявшее на всю дальнейшую судьбу живописца. В 1787 Екатерина II собралась совершить путешествие в Крым через Украину, и местные власти планировали построить несколько временных дворцов на ее пути. Тогдашний губернский предводитель киевского дворянства (до того — предводитель дворянства Миргородского уезда), известный поэт В. В. Капнист, пригласил Боровиковского (которого, очевидно, знал по Миргороду) для оформления комнат, в которых должна была остановиться императрица. История этого заказа остается не до конца изученной, и неясно, что именно и как расписывал юноша. По свидетельству В. И. Григоровича , художник создал два больших панно — аллегорические композиции, прославлявшие законодательную деятельность и мудрость правительницы. Судя по всему, автором программы росписей был сам В. Б. Капнист. В. И. Григорович утверждает, что картины Боровиковского понравились императрице. Но главное — в ее свите был Н. А. Львов, обративший внимание на молодого живописца, а впоследствии сыгравший в его судьбе очень важную роль.

Санкт-Петербург. Львовский кружок

В самом конце 1788 Боровиковский переехал в Санкт-Петербург. Северную столицу того времени можно представить по сохранившимся изображениям и описаниям современников, по тому, каким увидел его художник. О контрастах города, его обитателей и их образе жизни оставил живой рассказ тогдашний французский посол Л.-Ф. Сегюр: «Когда я прибыл в Петербург, в нем под покровом европейского лоска еще видны были следы прежних времен. Среди небольшого избранного числа образованных и видевших свет людей, ни в чем не уступавших придворным лицам блистательнейших европейских дворов, было немало таких, в особенности стариков, которые по разговору, наружности, привычкам, невежеству и пустоте своей принадлежали скорее времени бояр, чем царствованию Екатерины»3.

Неизвестно точно, в каких условиях складывалась жизнь Боровиковского в Петербурге (по всей видимости, поначалу он устроился на каком-то постоялом дворе), но уже в 1790 оказался в доме того самого уже упоминавшегося Н. А. Львова, и это стало поворотным моментом в судьбе живописца.

Николай Александрович Львов был личностью незаурядной и замечательной в интеллектуальном мире Петербурга — архитектор, график, поэт, музыкант, изобретатель, член Российской Академии (наук) и почетный член Петербургской Академии художеств. Он переводил произведения Сафо, Анакреона, Петрарки, вместе с Иваном Прачем издал «Собрание народных русских песен с их голосами». Сблизившись и подружившись со Львовым, Боровиковский на какое-то время фактически стал его учеником. В его доме он прожил семь лет.

Демократические идеи, господствовавшие в доме Львовых, не могли не передаться Владимиру Лукичу, по природе своей очень близкому этим настроениям. Такой строй мыслей и чувств проявился уже в создании одного из ранних произведений художника -двойном портрете юных горничных семейства Львовых - Лизыньки и Дашиньки (старинное написание имен) (1794, Государственная Третьяковская галерея, Москва). Первой - семнадцать, второй - шестнадцать лет. Портрет обыгрывает характеры моделей, гармонию противоположностей: одна — блондинка, другая — брюнетка (сколько известно суждений о несхожести этих типов). И действительно, брюнетка кажется серьезной и мечтательной, а блондинка — живой и смешливой. Но все это выражено в полутонах, в тонких оттенках. Известно, кстати, что девушки вызывали восхищение как плясуньи. Г. Р. Державин воспел их в стихотворении «Другу», написанном примерно в то же время, что и картина Боровиковского. Вот вторая (средняя) строфа из него:

Пусть Даша статна, черноока
И круглолицая, своим
Взмахнув челом, там у потока,
А белокурая живым
Нам Лиза, как зефир, порханьем
Пропляшут вместе козачка,
И нектар с пламенным сверканьем
Их розова подаст рука.
Именно такой образ девушек создал художник.

К 1794 относится также ставший знаменитым «Портрет Екатерины II на прогулке в Царскосельском парке» (существуег в двух авторских вариантах - «с Чесменской колонной», Государственная Третьяковская галерея, Москва и с «Катульским обелиском», Государственный Русский музей, Санкт-Петербург). Это не первое изображение императрицы, сделанное Боровиковским: еще на Украине он писал ее, правда, не с натуры. Но данный портрет — совсем другое дело: автор нарушил все существовавшие каноны изображения царственной особы.

Идея и программа картины возникли в кругу Львова и принадлежат, судя по всему, Державину. К моменту, когда Владимир Лукич приступил к ее созданию, императрицу неоднократно писали другие художники. Боровиковский, несомненно, знал портреты кисти B. Эриксена (1762), А. П. Антропова (серия 1760-х), C. Торелли (1762), А. Рослина (1777), Ф. С. Рокотова (1760-е, 1780-е), Д. Г. Левицкого (1793), И.-Б. Лампи (1794). На нескольких из них Екатерина предстает во всем своем величии, с атрибутами царской власти, а на некоторых даже в образе богини. Полотно Боровиковского — совершенно иное. Оно являет собой нечто революционное в искусстве того времени: императрица изображена как частное лицо — гуляющей в своем любимом Царскосельском парке. А. С. Пушкин воспел этот портрет в стихотворении «Воспоминания в Царском Селе» (раннем — 1814 - из двух под одним названием):

Не се ль Элизиум полнощный,
Прекрасный царскосельской сад,
Где, льва сразив, почил орел России мощный
На лоне мира и отрад?
Промчались навсегда те времена златые,
Когда под скипетром великия жены
Венчалась славою счастливая Россия,
Цветя под кровом тишины!

На картине мы безошибочно узнаем Царскосельский парк по его знаменитой достопримечательности - Чесменской колонне — памятнику, установленному по приказу императрицы в честь морской победы над турками под Чесмою в 1770. У А. С. Пушкина там же:

<... > окружен волнами,
Над твердой, мшистою скалой
Вознесся памятник. Ширяяся крылами,
Над ним сидит орел младой.
И цепи тяжкие и стрелы громовые
Вкруг грозного столпа трикратно обвились;
Кругом подножия, шумя, валы седые
В блестящей пене улеглись.

Никаких атрибутов царской власти в портрете нет; более того, облачение Екатерины подчеркнуто домашнее. Она представлена не богиней, а простой «казанской помещицей», какой любила казаться в последние годы жизни, созерцательницей, без официальности и торжественности. Императрица запечатлена в салопе и чепце. Лицо написано несколько обобщенно (под предлогом удаленности модели возраст — в действительности ей шестьдесят пять — предусмотрительно обозначен неопределенно).

В руке у царицы трость — намек на победу в Русско-турецкой войне, по случаю которой датчане, знавшие о пристрастии Екатерины к этому аристократическому аксессуару, преподнесли ей трость с вмонтированным часовым механизмом, приводящим в движение двадцать одну миниатюру с оатальными сценами . Боровиковский изобразил самодержицу с ее любимой собакой — английской левреткой. Владимиру Лукичу благодаря Державину было известно много подробностей о любимице монархини, именно поэтому животное попало на картину.

И даже при том, что написание этого портрета являлось личной инициативой художника, трудно себе представить, что он сам решил показать государыню в таком необычном виде, — все подтверждает идейное руководство со стороны Державина. Примечательно, что детали, отмеченные в работе Боровиковского, упомянуты в стихотворении поэта «Развалины»:

В прогулку с легким посошком Ходила <... >
По мягкой мураве близ вод <... >
На восклицающих смотрела Поднявших крыла лебедей <... >
На памятник своих побед Она смотрела <... >

Казалось бы, Владимир Лукич вдохновился образом, созданным Державиным (так утверждают искусствоведы). В действительности же, наоборот, поэт описал то, что он уже видел на картине художника: портрет появился в 1794, тогда как стихотворение - в 1797. Такова хронология произведений, хотя, конечно, в личных беседах их идеи могли быть высказаны в другой последовательности.

Данное полотно позже вдохновило А. С. Пушкина на создание образа «матушки Екатерины» в «Капитанской дочке» (глава XIV). При встрече с Марьей Ивановной Мироновой, главной героиней повести, царица выглядит простой «казанской помещицей», как на портрете Боровиковского. Представление о картине Пушкин тогда имел по гравюре с ее второго варианта, исполненной Н. И. Уткиным.

Самой Екатерине полотно не понравилось. Так совпало, что представил его императрице Державин, которым в тот момент она была недовольна: поэт в оде «Песнь Ея Императорскому Величеству Екатерине II на победы графа Суворова-Рымникского» возвеличил (против ее воли) опального тогда Суворова. В результате Боровиковский получил за портрет лишь звание «назначенного» (в академики), а не академика (им живописец стал позже).

Быть может, большее влияние, чем собственно профессиональные наставления Львова, на Боровиковского оказало интеллектуальное окружение его наставни- живопись, архитектура, музыка и литература, причем в лице наиболее ярких представителей эпохи. Помимо Державина у Львова бывали А. Е. Егоров, Д. Г. Левицкий, Е. И. Фомин, А. М. Бакунин. Хозяин дома не стеснялся выражать свой восторг по поводу всякого значительного таланта, в какой бы области он ни проявлялся. Поначалу Николай Александрович пытался находить для Боровиковского заказы на работы для церквей и монастырей (молодой человек был представлен Львову как иконописец). Он добился, например, чтобы его протеже получил заказ на иконы для иконостаса Борисоглебского собора в Торжке, который Львов сам спроектировал. Владимир Лукич трудился над иконами два года, но, к сожалению, они не сохранились.

Несмотря на старания Львова, крупных заказов у живописца не появлялось. Остро стоял вопрос, чем зарабатывать на жизнь. И тогда художник нашел для себя новую сферу деятельности и преуспел в ней: он стал создавать миниатюрные портреты (очень популярный тогда жанр). Свидетельствами являются не только сами сохранившиеся миниатюры (лучшие — изображения поэта В. В. Капниста, архитектора А. А. Менеласа), но и в одном из больших портретов кисти мастера — графини А.И. Безбородко с дочерьми.

Боровиковский писал — с видимым удовольствием и симпатией — многих членов львовского кружка, и неудивительно, что среди моделей оказался Державин.